«Мы можем чувствовать, больше, чем реально чувствуем, слышать больше, чем мы слышим,.» Уроки русского Ивана Жданова

«Мы можем чувствовать, больше, чем реально чувствуем, 

слышать  больше,  чем  мы  слышим…»

Уроки  русского  Ивана Жданова

 

Предназначение поэтического слова русского поэта  Ивана Жданова: показать человеку, что и  как он может чувствовать. Критики определили особенности  творческого  метода  И.Ф.  Жданова как  метареалистические,  а  направление,  в рамках  которого эти особенности  реализуются, поименовали метареализмом. Впечатляющая  сила  поэтического  искусства Ивана  Жданова  ни  с  чем  не  сопоставима, всякое соприкосновение с ней вливает в душу восприимчивого  читателя  живящей  поток энергии,  свежести,  творческой  радости.  В этом открывается особая метафизическая роль русского поэта в культуре и истории России.

Мы можем чувствовать, больше, чем реально чувствуем,  слышать  больше,  чем  мы  слышим, не  вслушиваясь,  в  произносимые  слова,  мы можем  видеть  больше, чем  позволяет  объектив повседневности и наш опыт ее интерпретации.

Видимо,  так  можно  перефразировать  слова известного  литературного,  художественного критика  Сьюзен  Cонтаг,  обращаясь  к исследованию  поэтического  творчества  Ивана Федоровича Жданова: «Сегодня главное для нас – прийти в чувство. Нам надо научиться видеть больше,  слышать  больше,  больше  чувствовать.

Специфика метареализма, к которому критики относят  творчество Ивана Жданова,  состояла  в  том,  что  это направление  демонстрировало,  в  некотором роде,  повторение  поэтики  литературных направлений  начала  ХХ  века  По замечанию Михаила Эпштейна,   в конце ХХ  века мы возвращаемся  в его начало. Поэтические течения, сформированные в начале двадцатого  века  - символизм, акмеизм,  футуризм  - неожиданным образом  повторяются и продолжаются  в новой поэтической триаде: метареализм,  презентизм, концептуализм.  Хотелось  бы напомнить уважаемым  любителям поэзии о творчестве  Вадима Шершневича, поэта Серебряного века. Имя Шершеневича, как считает С.Ф. Кузьмина, носит принципиально важный характер для изучения истории, поэтики и эстетики имажинизма. Поэт был одним из соратников С. Есенина. Шершеневич в 22 года изложил собственное кредо в книге «Зеленая улица: Статьи и заметки об искусстве»: «Во всех внешних проявлениях искусство подчинено только законам самого искусства. Странно было бы, если бы директивы искусства предписывались извне».

Разумности  -  контексты, в которых  формируется  система мировых значений, с одной стороны, с другой стороны,  контексты,  в которых можно исчислить языковые содержания лингвистических  знаков «разум» и «ум».

            Ах, кому же, кому передать мои козыри?

            Завещать их друзьям, но каким?

            Я куда, во сто крат,несчастливее Цезаря,

            Ибо Брут мой — мой собственный ум.

В июне 1979 года Иван Жданов писал своей маме, в Алтайский край: «Недавно прошло совещание молодых литераторов (всесоюзное), на котором было решено рекомендовать мою рукопись к изданию, т.е будут издавать мою книгу. Когда это  произойдет, неизвестно.  Может, через 2-3  гола, может, раньше.  Во всяком случае, для меня это оказалось настолько неожиданным, что я даже растерялся. В Центральном доме литераторов (я там два раза в этом голу выступал в этом году  со своими стихами) на подведении итогов  поэтического года меня упомянули как  новое явление в литературе;  это значит в сложнейшем механизме так называемого литературного процесса уже заработал  и мой механизмик. Мне все говорят, что я уже втянут в эту машину, и назад дороги нет».

Новые  направления  были  не  просто «реинкарнацией»  символизма,  футуризма, акмеизма, они расширяли поэтические границы своих  предшественников,  реконструируя фигуративное  пространство  знаковых  систем.

Поэтика  футуризма  и  символизма  –  поэтика  сверхсигнификативная,  через  которую мифологическая природа образа способна указать иной  мир,  мир  целостный  и  вечный.  Поэтика акмеизма – поэтика «золотой середины», поэтика привычных, «неметафоричных» значений слов.  

М. Эпштейн, сопоставляя поэтические движения начала  и  конца  века,  приходит  к  интересному, практически  «визуальному»  заключению: новые  поэтические  движения  располагаются на  том  же  самом  историческом  расстоянии от  финала  века,  что  и  поэтические  течения Серебряного  века  от  начала  века.  Причем, наблюдается некоторая преемственность между символизмом  и  метареализмом,  футуризмом  и концептуализмом, презентизмом и акмеизмом. В сходной манере новые течения преодолели квази-реалистическую, социореалистическую картину мира, восстановив прежнюю глубину и широту поэтического  пространства,  которое  когда-то преобладало в России. В частности, метареализм, направление  к  которому  приписывается творчество  И.Ф.  Жданова,  по  наблюдениям  М. Эпштейна,  пытается  вернуть  слову  полноту  его фигуративного и трансцендентного значений.

В  философском  плане  метареализм  –  это реализм  многих  реальностей,  связанных непрерывностью метаболических превращений, где образ-метабола интерпретируется как способ взаимосвязи всех реальностей, раскрывающий их подлинную сопричастность, взаимопревращение [Эпштейн]. Образ становится цепью метаморфоз, охватывающих  Реальность  как  целое.

Метареализм – поэзия подчёркнутых слов, каждое из которых стремится к максимуму значимости и  многозначности.  В  сверхдействительности, которую исследуют поэты-метареалисты, слова и вещи обмениваются своими признаками, а мир – это текст, созданный особой знаковой системой –  буквами,  превосходящими  и  физические, и  семантические  аналогичные  параметры человека.

В качестве самохарактеристики этой поэзии Михаил  Эпштейн  приводит  строки  Ивана Жданова:

То ли буквы непонятны, то ли

нестерпим для глаза их размах —

остаётся красный ветер в поле,

Если  метафора,  по убеждению Х.  Ортега-и-Гассета, удлиняет «руку» интеллекта,  то метабола  –  условная  единица измерения  степени  выхода  за  пределы  уже существующих  смыслов  и  порождения  новых смыслов в метареализме – намечает траекторию движения  интеллекта  в  пространстве-времени.

В  метареальности  И.  Жданова  время  обретает форму, фундаментально вероятностную, которая изучается в квантовой механике через топологию квантового  хронотопа.  В  поэзии  И.  Жданова топология  квантового  хронотопа  объясняется  через ряд  визуальных образов и их словесных комментариев:

На цветочных часах паучка притаился отвес.

Время — день или нёдень — Купале как будто

бы впору.

Отмотай  от  рулона  кладбищенской  глины

отрез —

там копающий яму надеется выкопать гору.

«Идеологически»  вербальные  ансамбли И.  Ф.  Жданова  в  какой-то  степени  подобны лингвистическому перфомансу физиков, которые часто используют слова как метаформы, а не как понятия:  с помощью метафоры  можно  образно  осваивать окружающую  действительность,  а  понятием можно только оперировать .

В этом плане образ-метабола – это не только знак освоения «буквы» из  «азбуки»  Мира форм, но и техника топологических  преобразований  пространства, позволяющая создать/ сконструировать новую реальность.

В  чем  сила  русского  слова,  его  мистического бытия,  русского  духа,  способного  управляться с  этим  словом?  В  чем  существо  «строительных принципов» русского слова?  Как они определяют архитектуру  жизни  и  судьбы  человека?  Каким образом пластика русского образа и мысли влияет на тектонику чувств, заставляя Мир всматриваться в лик свой, ставший себе самому чуждым, и вдруг находить в нем что-то родное – native, natal, heimisch – казалось бы, раз и навсегда утраченное? Видимо, это  те  вопросы,  которые  неизбежно  начинает задавать  себе  вдумчивый  читатель  поэзии  Ивана Федоровича  Жданого,  выдающегося  русского поэта,  лауреата  премий  А.  Белого,  А.  Григорьева, Академии русской словесности, премии имени А. и  А.  Тарковских,  Новой  Пушкинской  премии, 

Главная  цель  поэта  – создание  словесной  обители  для  души  русской, утомленной выпавшими на ее долю испытаниями и  соблазнами,  преодоление  которых  возможно только  русским  словом,  вынесшим  из  страданий ему  предначертанных  мощь  внутренней  формы, способность  к  преображению  и  обновленные строительные принципы.

О  строительных  принципах  русского  слова, на которых основывается, в том числе, и античная речь,  писал  В.  М.  Живов  в  статье  «Совершенный словоиспытатель»,  посвященной  М.  Л.  Гаспарову). По  мнению  В.М.  Живова,  успешность построения  речи  зависит  от  умения  сопоставить ситуации  речи  и  изыскать  русское  слово, единственное в своем контексте, подобно тому, как в  греческой  или  латинской  культуре  избирается единственно  возможный  для  ситуации  речи языковой образец. Решение подобный задачи, как считает  В.М.  Живов,  не  только  основывается  на любви к слову, но означает сам факт рождения этой любви.

О.Э.  Мандельштам  убежден,  что  слово  – Психея.  Свою истинную жизнь слово обретает в поэтическом тексте, через который  поэт  вступает  в  диалог  с  миром  форм, вещью  как  его  частью,  создавая  образ  мира  и образ обстоятельств жизни. «Стихотворение живо внутренним образом, – пишет О.С. Мандельштам, – тем звучащим слепком формы, который предваряет написанное  стихотворение.  Ни одного  слова

еще  нет,  а стихотворение  уже  звучит.  Это  звучит внутренний  образ,  это  его  осязает  слух  поэта» (Мандельштам О.)  

Звучание образа, его рождение, т.е. обретение словесной  плоти,  подобно  разыграванию  пьесы. В  качестве  театральной  сцены,  в  этом  случае, выступает  воображение  поэта,  режиссера  – попеременно автор произведения и его читатели, актеров  –  формы  мира,  времени,  пространства, опыта переживания автора и читателя.

В  стихотворении  «Жалобы  игры»  Ивана Жданова  мы  находим  иллюстрацию  к  этому состоянию – состоянию звучания образа:

Ты – куст и разбойник в кустах, ты – ветер, и

ты – воздушная яма, куда похоронный гранит

сорвался, заполнив ее до краев пустоты,

и стал монументом, который давно уж забыт.

О.  Э.  Мандельштам  выводит  новую способность  человека  –  «осязать  слухом»,  т.е. преображать  сначала  узримые  формы  мира  в звучащий  слепок  формы,  затем  преображать слепок в слово. И это составляет внутреннюю суть «инстинкта преображения», в толковании русского режиссера,  теоретика  и  преобразователя  театра Николая  Николаевича  Евреинова.  Инстинкт  преображения  –  это  инстинкт противопоставления  образам,  принимаемым извне, образов, произвольно творимых человеком.

Радость  театрального  преображения  заключается в  том,  что  человек  по  собственной  воле  может стать  Другим,  преображаясь,  он  получает  власть над природой. В том числе, и над природой слова, демонстрируя  его  строительные  принципы, пример  чему  мы  видим  в  стихотворении  И.  Жданова  «Море,  что  зажато  в  клювах  птиц,  –  дождь», в котором преображение достигается через сопричастие  созданию  образа,  звучащего  слепка формы природных явлений  – дождь, ночь, вихрь,

а. также, по образу и подобию их созданных форм, соединяющих в себе природное и человеческое  –  крест:

Море, что зажато в клювах птиц,- дождь.

Небо, помещенное в звезду,- ночь.

Дерева невыполнимый жест - вихрь.

…Душами разорванный квадрат – крест.

«Актерский шифр» И. Жданова – преображение «интеллектуального инстинкта» зрителя, который помогает  зрителю  –  читателю  –  передвигаться  в концептуальных  лабиринтах  пьесы  жизни.  О.Э. Мандальштам  обращает  внимание  но  то,  что двигаться  в  театре  значит  говорить,  потому  театр весь дан в слове

Прием «театра в театре» И. Жданова – актера в  зрителе  и  «режиссера  жизни»  в  читателе  – напротив,  строится  на  признании  литературы как  формы  бытия,  открывающей  «инстинкт преображения» в читателе через осязание «слепка» формы образа и правил строительства понятия как единицы понимания концептуального содержания мироздания.

В качестве этих образно-понятийных «строевых единиц» театра мира читателя-зрителя выступают рассмотренные  ранее  как  символы  дождь,  ночь, вихрь,  крест1.  К  ним  следует  добавить  лист,  свет, крест.  Подтверждение  этого  требует  некоторой синтаксической трансформации, синтаксического «пре ображения» предложений:

Дождь - это море, что зажато в клювах птиц.

Ночь – это небо, помещенное в звезду

Вихрь – это дерева невыполнимый жест

Крест  – это душами разорванный квадрат .

Лист – это дерева срывающийся жест.

Свет – это небо, развернувшее звезду.

Крест– это небо, разрывающее нас.

О.Э. Мандельштам подчеркивает, что истинный и праведный путь к театральному осязанию лежит через  слово,  поскольку  именно  в  слове  скрыта режиссура 

В  чем  сила  русского  слова,  его  мистического бытия,  русского  духа,  способного  управляться с  этим  словом?  В  чем  существо  «строительных принципов» русского слова?  Как они определяют архитектуру  жизни  и  судьбы  человека? 

 

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. Опираясь на текст лекции, ответьте на вопрос:

Каким   образом критики характеризуют творческий метод Ивана Жданова?

2. Опираясь на текст лекции, ответьте на вопрос:

В чем состоит специфика метареализма?

3. Опираясь на текст лекции, ответьте на вопрос:

Как поэтические течения конца ХХ века соотносятся с поэтическими течениями начала ХХ века?

4. Какое значение в   культурной истории России имеет  Серебряный век?

5. Что  Вы знаете о великом русском  поэте Осипе Мандельштаме?

6. Какое значение в русской культуре имеет символ «крест»?

7. Найдите в тексте  предложения, в которых подлежащее и сказуемое, выражены именем существительным.

8. Приведите  примеры словосочетаний  со связью управления, согласования и примыкания.

9. Определите часть речи всех лексем в  поэтической строфе Вадима Шершеневича:

Ах, кому же, кому передать мои козыри?

Завещать их друзьям, но каким?

Я куда, во сто крат, несчастливее Цезаря,

Ибо Брут мой — мой собственный ум.

Последнее изменение: Вторник, 22 Декабрь 2020, 21:41